МК-Ш: Мы часто обсуждаем расизм и культурное невежество, эти бурные обсуждения, конечно, затрагивают и иллюстрацию. Например, развенчание мифа знаменитого американского автора Доктора Сьюза, который помимо детских книг рисовал и расистские антияпонские карикатуры во время Второй мировой войны. В соседней Бельгии усложнилось отношение к комиксам о приключениях Тинтина. Примеров множество, и они не ограничиваются расизмом. Тут и сексизм, и гомофобия, и классовые предубеждения. Несомненно, важно чаще обсуждать роль иллюстрации в создании многих из тех стереотипов, с которыми мы сталкиваемся теперь повсюду. В этом плане я бы посоветовала перечитать статью Мишель Богарт «Иллюстрация: значение и значимость», которую перевел на русский «Слон в боа».

Да, мы прекрасно понимаем, что все эти иллюстрации были созданы в определенном историческом и культурном контексте, но проблема в том, что многие стереотипы и предубеждения, возникшие века назад, все еще с нами. Стоит ли продолжать воссоздавать их, подпитывая цикл невежества? Я не чувствую, что на эту тему сформировался какой-то консенсус среди иллюстраторов. Кому-то важно задумываться об этом, кому-то не очень, кто-то просто не проинформирован о том, что такая проблема существует. Есть и те, кто воспринимает такие вопросы как вызов: «Я могу рисовать все, что хочу!» И это совершенно нормально, так как это вопрос сложный и чувствительный. Его трудно обсуждать без эмоций.

Лично я в лагере тех, кто задумывается о корректной репрезентации. Я рисую в основном о культурах, в которых не выросла, и для стран, в которых не проживаю в настоящее время. На мой взгляд, тревога вполне естественна в этом случае. Но я оптимист, и считаю, что у иллюстраторов есть все инструменты для того, чтобы прийти к осознанности в этом вопросе, независимо от того, к какой культуре они сами принадлежат. Да, иллюстрация имеет темную сторону, и часто являлась и является орудием преступной пропаганды. Это необходимо помнить. Но в то же время она, несомненно, может быть мощным оружием по борьбе с предрассудками.

МК-Ш: Вынуждена расстроить, но никто не даст вам 100% гарантии, что вы все правильно делаете. Тем более — дать вам четкую инструкцию, что можно или нельзя. Тем более я: белая цисгендерная женщина. Мы все вынуждены учиться на своих собственных ошибках. Именно этим и занимаются сейчас не только студенты, но и профессиональные иллюстраторы. Учатся корректной репрезентации на своих ошибках. И это процесс, а не конечный результат. Невозможно вдруг стать анти-расистками или феминистками, и быть уверенными, что ошибок больше не будет никогда. Это процесс, а не конечный результат. Жизнь всегда нам будет подкидывать новые сложные ситуации. Мне кажется, в целом очень важно осознать и принять свою неидеальность, что, конечно, довольно сложно в современном мире, где допустимо стыдить друг друга по поводу и без.

Советы тут давать очень сложно, потому что путь этот индивидуальный. В попытке сформировать свою точку зрения и понять, обоснован ли этот внутренний запрет, многим помогает самообразование: исследовать, читать, попытаться лучше понять собственную идентичность, позицию в этом мире, привилегии, и как это влияет на нашу картину мира, на наши предубеждения. Есть много полезных книг на эту тему. Например, Nisi Shawl & Cinthia Ward «Writing the Other» (это пособие для писателей, но для иллюстраторов тоже подходит) или Stuart Hall, Jessica Evans and Sean Nixon «Representation».

Конечно, мы все с вами иные, чужие, загадочные друг для друга, и мы все с вами отличаемся в какой-то степени от доминантной парадигмы и друг от друга. Я и Другой — две разные планеты. Что там творится на другой планете? Мы можем только предполагать, и нам в большинстве случаев заранее страшно. Мы боимся неизвестности.

Люди могут сколько угодно жаловаться на новую этику, но на самом деле всегда было трудно писать о другом или рисовать другого, незнакомого тебе человека. Попытаться понять его, отринув все предрассудки. Иногда это страшно и сложно просто потому, что мы многого не знаем о жизни человека, о его опыте, о том, как он видит этот мир.

МК-Ш: Мне кажется, что в первую очередь важно ответить на вопрос: зачем именно вы хотите взяться за этот проект? Какова ваша роль в этом проекте?

Я вообще не из тех, кто считает, что всем художникам нужно разнообразие. Кому-то оно не нужно, и их зрителям оно не нужно. Есть разные художники с разными перспективами, разными стилями. Если вы мужчина, и против сексизма, вам необязательно главного героя вашей графической новеллы делать женщиной, вы можете попытаться выразить эту проблему через главного героя мужчину.

Не надо что-то рисовать только потому, что все говорят, что это необходимо и важно.

Я лично делала бы такой проект только в коллаборации с представительницами данной группы. В такого рода проектах для меня важно давать голос именно им. Моя роль – это роль своеобразного усилителя звука. Я хочу, чтобы с помощью моих иллюстраций этот голос звучал громче. Ну и доходы от проекта, по-хорошему, нужно разделить со всеми участницами или хотя бы частично потратить на цель, связанную с темой проекта.

Отличный пример такого подхода, это зин «У ворот женской колонии – никого» (2019), идеологами которого были Саша Граф и Дария Гонзо. В нем 15 художниц из разных стран проиллюстрировали анонимные письма заключенных россиянок:

МК-Ш: В этом случае опять-таки мне было бы важно ответить на несколько вопросов. Зачем? Почему именно эти орнаменты, атрибуты, элементы? Важно изучить, что стоит за этими, визуально привлекательными для иллюстратора, символами. Нужно ли использовать то, что мы не понимаем? Почитать про разницу между cultural appropriation (культурной апроприацией) и appreciation (признанием и уважительным отношением к другой культуре). Разобраться, чем отличается использование культур от вдохновения ими.

МК-Ш: Я считаю, что мы можем и должны отражать разнообразие мира, независимо от наших привилегий и происхождения, но в то же самое время я понимаю, что если мы не будет способствовать инклюзивности в нашей профессии, то это как-то не совсем честно и довольно однобоко. Мы должны поддерживать иллюстраторов из маргинализированных сообществ. При этом мы все понимаем, что профессия иллюстратора ненадежная, социально не защищённая не только в России, но и во всем мире. Я могу сколько угодно рассуждать о том, что если иллюстратор понимает, что не обладает достаточной информацией по теме, и никакой ресерч тут не поможет, то лучше передать этот заказ тому, кто знаком с этим вопросом лучше. Но дело в том, что далеко не все иллюстраторы могут себе это позволить, об этом нельзя забывать.

Эмпатия и наблюдательность — это те инструменты в арсенале иллюстратора, которые могут тоже помочь, если уж вы взялись за этот заказ. К сожалению, только наблюдательности и эмпатии достаточно далеко не всегда. У нас у всех есть слепые пятна. И особенно это четко можно проследить, когда у нас есть привилегии какие-то. Если у нас есть руки и ноги, мы по-настоящему не знаем, какого жить без них, даже если мы попытаемся проехаться на инвалидной коляске. Наше воображение даст нам только часть информации. Поэтому, на мой взгляд, важно приоритизировать этап исследования.

Иллюстратор перед проектом всегда делает элементарный ресерч. Мы ищем какие-то референсы. Если мы рисуем сложный механизм для детской книжки, мы потратим больше времени на исследование. Если мы делаем проект о какой-то группе населения, но к ней сами не принадлежим – то же самое.

Для меня правильное исследование всегда включает в себя уважение. Уважать человека, уважать культуру – это пытаться узнать о них больше, быть внимательным к деталям, задавать вопросы. Выслушивать. Не быть в позиции эксперта, который всегда чуть выше тех, кого он исследует. Быть в позиции любопытного ученика скорее.

МК-Ш: Студенты, независимо от происхождения и цвета кожи, жалуются на отсутствие разнообразия. И правильно делают! Мы, преподаватели, это понимаем. Речь идет, например, и об относительно гомогенном преподавательском составе, который не отражает разнообразия Роттердама: ведь 50% населения этого города – иммигранты первого и второго поколений. Сложно в коротком интервью рассказать обо всех мерах, которые предпринимаются академией. Я приведу пару из них. Например, мы ищем учителей только на основе open call. Когда приглашаем потенциальных учителей на интервью, на нем должны присутствовать не только наши супервайзеры, но и учителя, и студенты. Это обеспечивает многообразие точек зрения на каждого кандидата.

Еще сравнительно недавно академия вложилась в то, чтобы привлечь студентов из менее благополучных районов и школ, маргинализированных сообществ. В этих школах традиционно было недостаточно информации о художественных академиях, в том числе и о WdKA.

Будучи преподавателем, ты понимаешь, что, может, ты не во власти поменять все: тебе нужна поддержка академии в каких-то изменениях. Но какие-то маленькие шаги ты можешь делать самостоятельно. Один из базовых принципов нашей академии состоит в том, что учителя независимы в создании своих уроков. То есть по поводу инклюзивности и деколонизации учебного плана у нас нет никаких общих четких инструкций, которым все должны подчиняться. Каждый работает над этим самостоятельно. Несколько учителей иллюстрации, включая меня, объединились в группу, которая занимается более серьёзными изменениями, но мы никого не заставляем в нее вступать. Принимаем тех, кто сам проявляет интерес.

Раньше доминантная (в случае нашей академии – западноевропейская) патриархальная культура была практически солистом, сейчас у нас есть шанс услышать другие голоса. Если мы их услышим, то нам откроются новые дивные миры, даже там, где, казалось бы, мы уже были – в прошлом. Там тоже сейчас постоянно возникают совершенно новые миры, истории, которые оставались невидимыми для нас. Например, мы все вдруг недавно узнали, сколько было талантливых художниц в прошлом. До этого как-то никто не обращал на них особого внимания. И да, одному человеку, преподавателю, копаться в истории, возможно, контрпродуктивно, но если преподаватель перестает быть «мастером», а становится скорее медиатором или координатором дискуссий, то процесс идет намного быстрее. В академии мы пытаемся поставить под вопрос саму иерархию урока. Деколонизация для нас — это не только отказ от европоцентризма в нашей программе, но и критический взгляд на традиционные для Нидерландов формы преподавания. Наши студенты не хотят постоянно пассивно слушать лекции, они хотят принимать более активное участие в создании контента урока, в том числе и в поиске референсов.

Еще для меня принципиально ни в коем случае не навязывать свое видение, свою визуальность студентам из других стран и частей света. Оставить за ними выбор: привнести что-то из своей культуры (и тогда это подарок мне и академии тоже) или попытаться вписаться в европейскую систему, или сделать и то, и другое. Нужно давать возможность студентам рассказывать их собственные истории. Тут тоже ключевое слово — «уважение».

МК-Ш: Если приглашают, то надо идти и делать видимыми женщин и азиаток.

МК-Ш: Я выросла в Башкирии, у меня папа был русский, моя мама на половину башкирка, наполовину татарка. Но у меня русское имя, славянская внешность, что оказалось огромной привилегией, особенно когда я переехала в Москву. Никто не мог предположить, что я знаю татарский и башкирский, что знаю наизусть отрывки из Корана, которым научила меня бабушка. Как на художницу, на меня очень повлияли местные башкирские художники и уфимская художественная сцена в целом. Никто и не знал, что я не очень-то русская, поэтому именно как башкирскую художницу меня никуда не приглашали.

С переездом в Нидерланды, где большинство думает, что в России живут только русские, я стала чаще задумываться о своей идентичности. Я никогда не чувствовала себя по-настоящему русской, скорее я понимала, что во многих ситуациях выгоднее быть русской. Во мне всегда было совмещено несколько перспектив, несколько взглядов на происходящее. Если честно, мне это нравится: нравится не иметь четкой национальной идентичности.

Как женщину, меня, наверное, приглашают, и я, как уже сказала выше, соглашаюсь, чтобы сделать видимыми женщин в мире иллюстрации.

МК-Ш: Довольно часто! Клиенты во всех странах могут быть не согласны с вашими взглядами. Хорошо, если это можно выяснить до того, как согласилась на заказ. Но часто бывает, что ты понимаешь это в процессе, и тогда все сложнее.

В Европе тоже не все такие продвинутые, как может показаться. Например, какое-то время назад многим нравилось видеть разнообразную толпу героев на фоне, но если главный герой на иллюстрации африканского происхождения, то арт-директор мог сказать: «Ну, это же тогда иллюстрация про расу, а не на ту тему, которая изначально у нас была». Время идет и какие-то вещи меняются. Я заметила, что после BLM-протестов в Америке и по всему миру и после всех обсуждений в интернете многое изменилось. Я сейчас постоянно вижу иллюстрации с самыми разными главными героями на совершенно разные темы, и это очень круто, на мой взгляд. И мне любопытно, что будет дальше: что станет нормой лет через 5, например.

Еще я часто думаю о том, брать мне заказ или нет. Смогу ли я внятно высказаться на тему, с которой не очень знакома? Недавно мне предложили проиллюстрировать историю про канадца, выходца из Индии, его сложные отношения с подчиненными-женщинами и его поездку на историческую родину. Я согласилась только потому, что должна была близко работать с писательницей, которая знает контекст и героев. Я могла задавать ей любые вопросы по поводу ситуаций в тексте, внешности персонажей, и прочих деталей, и получала подробные ответы. В результате мои иллюстрации – это, несомненно, наш с ней совместный проект, а не мой персональный вклад. В этом случае я как раз была «усилителем звука».

МК-Ш: И на Social practice, и на факультете иллюстрации у нас много заданий, которые затрагивают те или иные этические проблемы. Например, на втором курсе у нас есть задание под названием «Табу»: студенты должны выбрать себе табуированную тему и исследовать ее в своем проекте. В этом году мы с учителями теории решили добавить 2 дополнительных урока на тему этики, потому что по отзывам студентов мы понимаем, что им хотелось бы говорить об этом больше.

Проект первого курса Социальной практики – это просто пособие на тему того, как художнику найти подход к незнакомым людям, как с ними сотрудничать. Это очень полезно для любого художника, и, тем более, для иллюстратора. Если я там преподаю, то обязательно стараюсь донести эту идею до студентов-иллюстраторов. Вообще, социальная практика и иллюстрация очень хорошо работают вместе хотя бы потому, что иллюстратор – это, все-таки, профессия, предполагающая склонность к сотрудничеству с другими людьми.

МК-Ш: У нас пока относятся к этому не так серьёзно, на мой взгляд, хотя вполне возможно, что это скоро изменится. В нидерландских академиях все еще мало преподавательниц, и, как я уже говорила, этническим разнообразием преподавательский состав тоже не отличается.

По поводу доклада: мне кажется вполне логичным обозначать свою позицию в начале речи или прежде, чем высказывать свое мнение. Для меня это признание наших ограничений, ограниченности опыта каждого отдельно взятого человека.

МК-Ш: Давайте дадим слово этим студентам, спросим, какие у них представления и чем они отличаются от тех, что в США. Я могу быть не согласна с этими идеями, но мне лично нравиться думать о том, что моя концепция этики – не единственно возможная в мире. Мне очень интересно слышать разные мнения и узнавать новое о студентах и их культурах.

МК-Ш: Интересный вопрос: почему иллюстраторы из каких-то стран более известны, чем из других? Эта тема заслуживает отдельной статьи. И для учителей, которые хотят разнообразить свои референсы, в каких-то случаях довольно проблематично найти хоть какую-то информацию. Должна признаться, что у меня самой еще много ограничений в этом плане. Например, я знаю больше художников из диаспор, проживающих в разных европейских странах, Канаде и США. Но я учусь, и надеюсь, что мой список будет расширяться в плане географии тоже.

Nina Chanel Abney

Diana Ejaita

Loulou Joao

Joi Fulton (@thedaintyheart)

Jonthan Djob Nkondo (@futursauvage)

Munir de Vries

Jasmina El Bouamraoui

Gizem Vural

Ousa Collective