Ксения Копалова (КК): Я уже лет пять как перестала заниматься скрайбингом, но некогда у меня такой опыт был. Мне было интересно поговорить с тобой как с человеком, который работает в этой области сейчас, и попробовать понять, поменялось ли что-то в ней. Например, на тот момент, когда я только начинала работу в этой области (это был 2012 год), она была сравнительно новым видом деятельности как для иллюстраторов, так и для их заказчиков. Не все понимали, что это такое, и зачем оно нужно. Часто получалось, что работать доводилось в условиях, когда мы с заказчиком живем в «параллельных реальностях»: я не понимаю ничего в нефтегазовой промышленности и металлургии, а заказчик — ничего в иллюстрации, графике и скрайбинге. Заказчики редко имели опыт работы с иллюстратором. Чаще это были очень крупные компании, деньги в которых распределяются совершенно иначе, чем в творческих индустриях, а потому клиент не всегда понимал, как и за что их получает иллюстратор. Услуги скрайбера нередко заказывались как способ освоения бюджета на какое-либо мероприятие, где иллюстратор выступал как некое «новомодное развлечение» на время кофе-брейков, хотя на словах всё представлялось как практика, которая облегчит понимание, создаст творческую атмосферу и вовлечет людей. В этих условиях, даже если ты сам знал, что и зачем делаешь, было легко потерять ощущение ценности своей работы. Доводилось ли тебе чувствовать что-то похожее?

Катя Балакина (КБ): А ты работала с российскими компаниями?

КК: Чаще да, но не только.

КБ: Интересно. У меня, честно говоря, очень мало опыта работы оффлайн и практически нет опыта работы с российскими заказчиками, поэтому, возможно, меня не коснулась история с «развлечением», потому что, по сути, меня мало, кто видит. Не знаю, можно ли сравнивать наш опыт.

КК: А с кем ты сейчас работаешь?

КБ: Я уже почти год работаю с проектом Scriberia. Это даёт очень заинтересованных клиентов, которые уже знают, как работает Scriberia, у них уже есть опыт работы со скрайберами и они понимают, как эффективно это может быть. Клиенты, которые приходят за освоением бюджета, к Скрайберии, как правило, не возвращаются. Остаются только те, кто видит, что это работает, и видят, как именно. Такие заказчики потом обращаются не только за скрайбингом, но и за другими продуктами, например, инфографикой; с ними всегда приятно проходит брифинг и всегда есть ощущение, что делаешь что-то полезное и являешься полноценным участником процесса.

КК: А что именно делает для тебя ощутимой полезность этой деятельности? Может быть, обратная связь от клиента, или то, что ты знаешь, как твой рисунок клиент потом использовал в своей работе, или еще что-то?

КБ: Я почти всегда успеваю показать в конце сессии результат своей работы, и мне нравится этот момент в Зуме, когда видно, как все наклоняются к экрану, чтобы рассмотреть рисунок: кто-то смеется, кто-то улыбается. Тогда чувствуешь, что делаешь что-то нужное.

КК: А ты показываешь работу только в конце?

КБ: Бывает по-разному. В коротких сессиях, скажем, на час, на демонстрацию промежуточного результата просто нет времени. В более длинных могут показать несколько раз за сессию. Иногда я пользуюсь режимом захвата экрана с Айпада, так что можно увидеть и процесс. Но как правило, у основного докладчика есть свои слайды, и поэтому его презентацию важно показывать в первую очередь. Однажды был случай, когда у докладчика презентации не было вовсе, и они хотели, чтобы скрайбинг появлялся в процессе, прямо во время презентации. По моим ощущениям, клиенты боятся, что скрайбинг будет отвлекать аудиторию. Если на оффлайн-конференции человек еще может выбирать, куда смотреть: на скрайбинг или на докладчика, то в оффлайне, если кроме скрайбинга ничего не происходит, то удержать внимание на докладе сложнее. Но это я сужу по тому, что из огромного количества заказов всего один был — на скрайбинг вживую.

КК: И как этот опыт отличался для тебя? Это было сложнее?

КБ: Да, это был больший стресс. Отсутствие опыта рисования в оффлайне, когда нет возможности что-то стереть, перетащить или проверить правописание, сказывалось. Возможно, мне такого опыта не хватает, но я пока не знаю, хочу ли я, чтобы он у меня был.

КК: Согласна, опыт выступления вживую — весьма специфический, и он только внешне похож на опыт скрайбинга за кадром. У меня как раз такого опыта перформативного рисования оказалось больше. Иногда, правда, получалось, что от «перформанса» люди ждали, прежде всего, красивой картинки, — такой, как они увидели где-то в интернете по запросу «скрайбинг»: с симпатичным леттерингом и разноцветными стрелочками — а не смысла и конспекта происходящего.

КБ: Это в очередной раз наталкивает меня на мысль, что в скрайбинге важно, чтобы клиент был подготовленным и действительно ждал именно конспекта, а не красивой картинки. С другой стороны, некоторые действительно идут именно за красивым леттерингом. Думаю, в этом плане нет какого-то «золотого стандарта».

КК: Что, на твой взгляд, поменялось в области за то время, что ты в ней работаешь?

КБ: По моему опыту, больше людей теперь знают о скрайбинге и воспринимают его серьезно. Еще года 3-4 назад ситуация была другая. Если раньше на оффлайн-мероприятие могли пригласить диджея и сделать классный буфет, то сейчас в Зуме таких развлечений организовать не получится, и скрайбинг в этом смысле приобретает все больший вес, поскольку клиенты хотят дать участникам своих мероприятий какую-то дополнительную ценность. Поэтому больше стали уделять внимания подготовке: более серьезно подходят к брифу, к предварительным вопросам художника и т.д. Кроме того, сейчас люди более стали четко понимать, что со скрайбингом потом делать, и часто клиент приходит вновь, чтобы на основе скрайбинга ему нарисовали презентацию, годовой отчет, инфографику или мурал.

КК: Много ли у тебя уходит времени на подготовку? Что происходит во время брифинга?

КБ: Первое, что я спрашиваю, это то, как будет использоваться скрайбинг, и сколько времени все займет: одно дело, если сессия на 45 минут, а другое — когда на 6 часов. Прошу предоставить опорные точки и обозначить, на какие моменты сессии нужно будет обратить внимание. На графику тоже сейчас обращают внимание и стараются сделать так, чтобы она не была слишком клишированной по смыслу: например, может прийти клиент из фармацевтики, для которого важно, чтобы их бизнес ассоциировали не с пробирками, как это может первым делом прийти в голову, а, например, с большими данными. Об этом мы тоже спрашиваем заранее: есть ли картинки, которые стоит точно использовать, какие — точно не использовать. Кроме того, большую роль сейчас играет тема культурного многообразия, это тоже обсуждаем заранее.

КК: То есть если изображаем персонажей, то — чтобы обязательно были не только белые мужчины в костюмах?

КБ: Это тоже зависит от клиента. Недавно я работала с клиентом из Арабских Эмиратов, им никакого разнообразия не было нужно. Там у меня было двое мужчин нарисовано: один в костюме, другой в традиционной одежде.

КК: С какими темами тебе сейчас чаще всего доводится работать, и какие темы тебе интереснее всего?

КБ: Сейчас все ушли в онлайн. Если еще два года назад я занималась в основном небольшими конференциями, которые проходили онлайн только потому, что у клиента не было денег на оффлайн, то сейчас онлайны проводят и супер-большие клиенты: не потому, что это дешево, а потому, что это единственная возможная опция. Поначалу у меня было много скрайбинга от независимых проектов, связанных с феминистской тематикой и с журналистикой. Я вообще пришла из журналистики, — в этой области я работала лет 6-8. Когда я училась у Виктора Меламеда, он мне всегда говорил: «убери тексты из картинок», а у меня не получалось. Так что скрайбинг оказался для меня той областью, где их наконец можно было оставлять.

КК: Я правильно понимаю, что ты работаешь со Скрайберией примерно как с агентством: то есть они предлагают тебе клиента, а ты говоришь, интересно ли тебе с ним работать или нет?

КБ: По большому счету, да, только мне всегда интересно. Но и свои сложности тоже есть: например, язык. Поначалу я брала темы, которые были для меня в этом смысле вызовом: нефтегазовая промышленность, непрямое налогообложение. Скрайберия в этом смысле любит подкинуть сложный заказ, так, что не расслабишься. Свои клиенты в этом плане намного проще: здесь я могу выбрать, что нравится, портреты, например, порисовать.

КК: А откуда приходят «свои» клиенты?

КБ: По мере того, как я работала, постепенно складывался пул людей, которым нравится то, что я делаю. Так получилось, что большинство из них расположено вне России, будь то русскоязычные или нерусскоязычные клиенты. Не помню, чтобы у меня за последний год появился кто-то новый, но я новых людей сейчас и не ищу, поскольку сильно занята и так.

КК: Расскажи, как ты начала работать со Скрайберией?

КБ: У них время от времени проходит так называемая Академия, это 6 недель учебы в оффлайне в Лондоне. Я хотела туда попасть, но нужно было эти 6 недель выделить, сделать визу, снять жилье, и все это казалось на тот момент слишком сложно. Но в прошлом году они впервые в своей истории провели онлайн. Мне от них нужна была только учеба, и после нее я с огромным воодушевлением вернулась к своим клиентам, как вдруг они мне написали с предложением: хочешь работать с нами на фрилансе? У меня всегда было ощущение, что Скрайберия — это какие-то небожители, и что нелепо даже хотеть что-то с ними вместе делать. Поэтому, когда я получила письмо, я решила отойти от компьютера и не отвечать, пока не пройдет хотя бы 24 часа, а сердцебиение не придет в норму.

КК: А как с точки зрения юридических формальностей организовано ваше взаимодействие? Клиентам из Великобритании всегда очень сложно платить подрядчикам из России, как ты с этим справлялась?

КБ: Я переехала в Евросоюз, у меня есть вид на жительство в Эстонии и счет тут, поэтому Скрайберия даже не знала, что у меня есть российский паспорт. Когда я только приехала в Эстонию, я думала учить язык, чтобы работать со знанием эстонского, но эстонский — язык очень маленький, и я поняла, что, если хочу заниматься скрайбингом, заниматься им надо на английском. До пандемии я успела немного поработать на IT-мероприятиях в Латвии, Финляндии и Эстонии, и эти конференции все проходили на английском.
Скажи, а когда ты работала, ты работала через какого-то посредника?

КК: По-разному бывало. В этой области тогда (хотя, сейчас, думаю, тоже) было очень мало людей, буквально по пальцам двух рук пересчитать, все друг друга знали и работало сарафанное радио. Люди просто звонили и говорили, что меня им порекомендовал такой-то человек (которого я, как правило, даже не знала). Иногда работали напрямую, иногда — через рекламное агентство. Тогда еще не было никакой самозанятости, и я работала как физлицо. Для больших организаций не всегда было возможно организовать взаимодействие напрямую, поэтому они обращались к посредничеству рекламного агентства. Как стали делать потом, я не знаю, и не знаю, расширился ли в России этот рынок за счет клиентов поменьше. И если расширился — то как это повлияло на цены. Я даже не знаю, сколько сейчас стоит скрайбинг.

КБ: Про Скрайберию я не могу сказать, но когда я делаю свои скрайбинги, я обычно беру от 50 до 200 евро в час, цена зависит от сложности работы.

КК: Расскажи немного про художественную сторону процесса. Удается ли тебе в рамках своей скрайберской практики искать какие-то новые подходы, техники, материалы? Насколько ты чувствуешь в этом необходимость? И есть ли, на твой взгляд, вообще в скрайбинге место эксперименту?

КБ: Мне кажется, место есть, и для меня это один из критериев, по которым я выбираю клиентов. В числе прочего я делаю скрайбинг для подкастов: там может быть много спикеров, а это возможность поработать с портретами. В коротких сессиях для портретов просто не хватает времени: в них и так много всего, и все надо успеть уместить на листе. Я люблю рисовать лица людей, и всегда стараюсь пользоваться возможностью это сделать.

Еще, мне кажется, скрайбинг мне, на самом деле, очень подходит: я из тех людей, которых в школе заставляли отмывать парту, потому что она вся была покрыта всякими конспектами и рисунками. Я и в иллюстрацию, мне кажется, пришла потому, что постоянно делаю картинки с подписями. В Британке, правда, оказалось, что это не совсем попадает в «иллюстрацию», но вот бриф про скрайбинг мне очень подошел. Другими словами, через эдакий «наивный скрайбинг» я пришла в иллюстрацию, а в иллюстрации узнала, что скрайбинг может быть профессией.

КК: А как тебе кажется, почему в скрайбинге так высока степень унификации визуальных решений? Если мы загуглим слово «скрайбинг», то картинки будут по материалам, способам организации информации и пластическим решениям существенно более похожими, чем в других областях иллюстрации. Как ты думаешь, почему так?

КБ: Думаю, потому что есть два важных фактора: время, которого нет, и читаемость: важно, чтобы все всё поняли. Но, на мой взгляд, это ограничивает меня только в хорошем смысле: я не трачу время на то, чтобы придумать, куда мне сегодня поставить заголовок, потому что знаю, как его поставить так, чтобы моя работа читалась. На самом деле, в той же Скрайберии спектр решений довольно большой, просто большинство скрайбингов делаются для закрытых мероприятий, и результат нигде не публикуется. Скрайберия, например, поощряет эксперименты с использованием вектора, градиентов и всевозможных способов раскрасить картинку, которыми ты еще не пользовался.

КК: Какие из таких способов разнообразить формальный аспект графики были для тебя наиболее успешными?

КБ: У меня в основном эксперименты не на уровне визуала, а на уровне нарратива: это всевозможный юмор, работа с персонажем и приемами из комикса, когда я своего персонажа провожу через всю историю.

КК: У тебя есть какие-то устойчивые подходы к генерации такого персонажа? Кто этот герой: это участник конференции, внешний наблюдатель, ты сама или кто-то еще?

КБ: Для меня идеальный герой — это не человек, а какой-то антропоморфный предмет. Это, помимо всего прочего, возможность отвечать требованиям относительно культурного разнообразия: я рисую не мальчика или девочку, а, например, чайный пакетик на ножках, персонаж-капельку или персонаж-пластырь.

КК: Есть ли в Скрайберии какой-то арт-дирекшн, подсказывают ли там скрайберам, в какую сторону можно дальше развиваться?

КБ: У каждого скрайбера свои сильные стороны, и обычно там просто их выделяют и говорят: вот, используй вот этот свой навык, ты это отлично умеешь. Но всегда есть фидбек и возможность смотреть чужие работы, так что есть, куда двигаться дальше.